– О нет, уважаемый Цзы Юнь, вы не отделаетесь от нас так легко! – воскликнул Ян Синь. – Мы слыхали о вас чудесные вещи. Говорят, вы непревзойденный мастер каллиграфии, владеющий Высоким Стилем и секретами пяти Высших Иероглифов. Покажите же нам, смиренным, ваше искусство!

Монах печально (так показалось Лу, не отрывавшему взгляда от лица необычного юноши) поглядел на Яна.

– Зачем вам это нужно, господин?

– Я вызываю вас на соревнование в каллиграфии! – воскликнул Ян Синь вне себя от азарта. – Пусть небеса судят, кто из нас лучший мастер! И мой брат Лу...

– Нет-нет, – торопливо сказал Лу. – Я не приму участия в поединке.

Ему показалось, что монах при этих словах глянул на него с благодарностью. А Ян, наоборот, разгневался.

– Признаешь поражение без борьбы, братец? – упрекнул он. – Не ожидал от тебя.

– Я сам от себя не ожидал, – пробормотал Лу. И снова посмотрел на монаха.

– Поединок? – Глаза монаха блеснули. – Что ж, пусть будет поединок, если вам угодно, господин Ян Синь. Одна беда: я поиздержался, у меня нет с собой бумаги.

– У меня есть, я могу одолжить, – быстро предложил Лу. – И, если угодно, разотру вам тушь.

– Настоящий мастер и тушь растирает сам! оборвал брата Ян. – А насчет бумаги... Говорят, тот, кто искусен, напишет и на воде! Вот мой вызов, почтенный Цзы Юнь: напишите на поверхности этого пруда хотя бы один иероглиф! И не думайте, что я этого не умею!

– Я не сомневаюсь в ваших способностях, – ответил монах, неспешно растирая тушь. Наконец он обмакнул кисть в тушь и склонился над поверхностью пруда...

– – Нет, так дело не пойдет, – сказал вдруг монах. – Вы, господин Ян Синь, вызвали меня на этот поединок, вам первому и показывать свое мастерство!

Ян Синь рассмеялся:

– Мне говорили, что монахи трусливы, а я не верил! – Он достал из-за пояса коробку с кистями и готовой тушью, вынул свою лучшую кисть. – Гляди, монах!

И Ян Синь быстро написал на поверхности пруда иероглифы «резвящийся карп». О чудо! Иероглифы не расплывались, держались, будто были написаны на бумаге!

– Что скажешь, бритоголовый? – самодовольно бросил Ян Синь.

Монах усмехнулся:

– Написано мастерски. Только в иероглифе «карп» вы забыли вторую нижнюю полосу. Оставили рыбку без плавников, – и монах взмахом кисти исправил ошибку. Тут же иероглиф, написанный Яном, превратился в живого зеркального карпа, который резво взмахнул хвостом и ушел на глубину.

Ян Синь ничем не выдал своего удивления. А монах продолжал:

– Я люблю лотосы, но сейчас им не время цвести. А так хотелось бы!

С этими словами монах вывел кистью на воде строчку из стихотворения «Лотосы расцвели – будто с неба упали звезды».

Ян Синь не мог не отметить, что иероглифы монаха куда совершеннее его собственных. А потом написанная строчка превратилась в десятки лотосов, распускающихся прямо на глазах и наполняющих все вокруг дивным ароматом.

– Превосходно! – прошептал Лу. – Это настоящее чудо.

Ян тоже был изумлен, но промолчал. Едкая зависть, недостойная благородного мужчины, наполнила его сердце.

– Что вода! – меж тем сказал монах. – Писать на ней так же просто, как и на бумаге. Небеса – вот где надо чертить иероглифы.

Монах взял в каждую руку по кисти, подбросил их в небо. Кисти взлетели и начертали на облаках иероглиф «феникс». Кисти упали, а иероглиф светился золотом, не исчезал.

– Ох, как стыдно, – сказал монах. Голос его стал, кстати, куда мелодичней. – Я забыл точку над иероглифом...

Он снова подбросил кисть, та поставила нужную точку, и иероглиф превратился в огнеперого прекрасного феникса. Феникс захлопал широкими крыльями и рванулся в вышину...

Монах повернулся к Яну:

– Что скажете, благородный господин? Ян побледнел и опустился на одно колено:

– Простите меня, мастер! Я недостоин омывать вам ноги! До сего дня я считал, что мое искусство никто не сможет превзойти, но вы показали мне такое... Вы, верно, небожитель, явившийся укорить меня за самонадеянность. Смиренно прошу вас принять меня в ученики!

– И меня! – опустился на колени Лу Синь. Монах покачал головой.

– Я не могу брать учеников, – сказал он. – Меня ждет дело, которое потребует всех сил моей души. Наши, пути должны разойтись.

– Нет, учитель! – горячо воскликнул Ян. – Мы будем неотступно следовать за вами до тех пор, пока вы не передадите нам свое мастерство!

– Вы пойдете за мной, даже если мой путь ведет преисподнюю? – грустно спросил монах.

– Да, – ответил Ян.

– Да, – ответил Лу, не сводя глаз с лица монаха. Н добавил, словно во сне: – Я не пожалею для вас жизни.

– Что же мне делать? – прошептал монах... Потом спохватился: – Встаньте, благородные господа. Коль вы решили и впрямь стать моими спутниками, вам придется нелегко.

– Нас не страшат трудности, – заверил Ян Синь.

– Куда вы держите путь, учитель? – спросил Лу Синь.

– В Тэнкин, – сказал монах.

– В столицу? – удивленно переспросил Ян Синь. – Но это же год пути! Нужно переплыть два моря, миновать уезды, захваченные наемниками Ардиса, города, разрушенные до основания, бесплодные земли! Это путь смерти!

– Я не зову вас с собой, – покачал головой монах.

– Не зовите, учитель, – порывисто проговорил Лу. – Мы сами пойдем. В первом же селении мы добудем вам коня, припасов на дорогу, оружия...

– Я беден, – сказал монах, внимательно глядя на Лу.

– Наш отец оставил нам хорошее наследство, – не сдавался Лу. – Оно в вашем распоряжении, учитель!

– Однако, младший братец! – воскликнул Ян.

– Что?

– Да ничего. Уж слишком ты прыткий.

– Это все от молодости, братец, – невинно ответил Лу. – Учитель Цзы Юнь, куда вы? Постойте!

– Я ухожу. А вы можете и дальше препираться, если у вас нет других занятий.

С этими словами монах быстро зашагал вдоль пруда. Братья переглянулись, вскочили на коней и поскакали за своим учителем. Но сколько ни старались, на копях они не могли обогнать пешего. Монах без устали шел целые сутки, и лишь когда впереди показались стены города, замедлил шаг.

– Что это за город? – спросил он у братьев, не оборачиваясь.

– Это Цыминь, учитель, – сказал Ян. – Город небольшой, но благополучный. Здесь, в глуши Империи, его не разоряли банды наемников и орды кочевников. В этом городе живет наша престарелая родственница, двоюродная тетка. Ее зовут Паньлань. У нее хорошая усадьба, сад, а в саду стоит алтарь в честь богини Гаины-шь. Вы сможете там отдохнуть и предаться молитве, учитель, а мы покуда приготовим все для вашего дальнейшего путешествия.

– Хорошо, – кивнул монах.

... Улицы Цыминя не отличались многолюдностью. Ян и Лу поскакали впереди, указывая дорогу, а их спутник шел, изредка бросая внимательные взгляды на городские стены, дома и площади. Наконец они добрались до дома госпожи Паньлань – трехъярусного, с резными деревянными воротами, большим садом и фонтанами.

Ян, спешившись, постучал в ворота. На стук вышла чопорная пожилая женщина в шерстяном платье цвета ванили с корицей.

– Что угодно? – осведомилась она.

– Доложите тетушке Паньлань, что приехали ее племянники – Ян и Лу Синь. Также с нами прибыл наш учитель, великий мастер каллиграфии, блаженный отшельник Цзы Юнь.

– Хорошо, – кивнула служанка и удалилась, хлопнув калиткой.

– Что-то теткина прислуга не очень любезна, – заметил Лу Синь.

– Ничего. Главное, чтобы сама тетушка Паньлань нe изменила своей обычной любезности... – усмехнулся Ян.

Им повезло. Тетушка Паньлань обрадовалась дорогим племянникам и велела немедленно устроить маленький пир. Их спутнику, монаху, отвели уединенную комнату в садовой башне под названием башня Хрустального Веера.

Госпожа Паньлань, женщина дородная, с пронзительными, любопытными глазами, долго глядела на монаха, а потом спросила:

– Святой отшельник, а вы разделите с нами праздничную трапезу?

– Нет, – негромко ответил монах. – Я должен по мере возможности пребывать в уединении и вкушать простую пищу. Рис, лепешки из ржаной муки и сливовый отвар – вот все, что мне нужно.