– Как будет угодно святому отшельнику, – усмехнулась госпожа Паньлань.

Стоило монаху остаться одному в отведенной ему комнате, как он запер изнутри дверь и со сдавленным смехом упал на кровать.

– Что я натворила! – без конца повторял святой отшельник. – А если все раскроется? И зачем я позволила этим вельможам сопровождать меня? Или я и впрямь хочу обзавестись учениками? Вот не было печали! Мне нужно в столицу, во дворец! Мне нужна армия, полководцы, храбрецы, готовые сразиться за Империю! А вместо этого мне в провожатые набились два самодовольных красавца, у которых в голове нет ничего, кроме каллиграфических прописей! Они даже не догадались, что я женщина! О богиня Гаиньинь! Прости, что я не возблагодарила тебя за то, что ты избавила меня от немоты! Твое пророчество сбылось великая богиня, я обрела голос!

Тут у принцессы Фэйянь закружилась голова, да так, что она ухватилась за столбики кровати, чтоб не упасть. Она услышала голос богини, повторяющий то, что когда-то давно было сказано в храме Терпящих Бедствие: «... Я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя сильнее собственной жизни! »

– О всемилостивая богиня! – прошептала Мэй. – Неужели это произошло? Неужели эти двое... Но кто из них? Нет, они совершенно не годятся: один слишком высокомерен и заносчив, другой чересчур смазлив и легкомыслен. Они не церемонились со мной, видя во мне монаха, а если они узнают, что я женщина!.. О, я не хочу даже представить себе этого!

В дверь постучали. Мэй вздрогнула. Потом заставила себя отпереть дверь и произнести напевно-низким голосом:

– Милость входящему!

Дверь отворилась, вошла давешняя служанка. Она принесла гостю кувшин со сливовым отваром, чашку риса, пирожки с соей и палочки для еды. Поставила на столик, поклонилась и ушла, на прощанье одарив «монаха» цепким взглядом. Едва за служанкой задвинулась дверь, Мэй снова заперлась, отведала скудной трапезы, а потом уснула, измученная долгой дорогой и мыслями о том, что предстоящий путь куда дольше и тяжелее.

Однако ее спутники Ян и Лу не спали. Они сидели за праздничной трапезой вместе с госпожой Паньлань и уже успели осушить трижды по три чарки отличного шансинского вина. Тетка тоже подвыпила и переводила лукавый взгляд с одного юноши на другого.

– Ну, племяннички, – наконец сказала она. – Сознавайтесь: где вы отыскали такого прелестного монаха?

– Не вижу в нем ничего прелестного, тетушка, – нахмурил брови Ян. – Отшельник Цзы Юнь – великий мастер каллиграфии. Я вступил с ним в поединок мастерства и был повержен. Я еле упросил мастера Цзы Юня взять нас с братом к себе в ученики.

– Мастер Цзы Юнь направляется в Тэнкин, и мы будем сопровождать его, – добавил Лу.

– Мастер! О-хо-хо-хо! Отшельник! Ха-ха-ха! – расхохоталась тетушка так, что со стола посыпались палочки для еды.

– Не понимаю, что смешного в наших словах, тетушка Паньлань. – Ян продолжал сурово хмурить брови. – Следовать за настоящим мастером своего дела – путь, достойный всякого мужчины, и я не...

– Ох, Ян, замолчи! – замахала руками госпожа Паньлань. – Иначе доведешь меня до разрыва сердца! Слепец! Глупец! И ты и твой брат – вы оба слепцы и глупцы!

– Это еще почему, тетушка Паньлань? – возмутился Лу.

– Да потому! – воскликнула госпожа Паньлань. – Вы дальше своего носа не видите! Вы думаете, этот монах-отшельник – мужчина?!

– Ну да, – недоумевал Ян. – У него и имя мужское. Цзы Юнь – это ведь мужское имя, верно, брат?

Сказанное вызвало новый приступ смеха у госпожи Паньлань.

– Имя-то мужское, а стать – женская! – заявила она. – Неужто вы и впрямь не поняли, что монашек ваш – переодетая девица?! Ну, по глупым вашим глазам вижу: правда, не поняли. Поначалу-то я подумала: ах, какие греховодники мои племяннички!

Переодели девицу монашком, решили тайком с ней развлекаться в доме у тетушки! Не так?

– Не так, – сказал Лу, бледнея. – Нам и в голову не пришло...

– Девица?! – наморщил лоб Ян. – Но ведь голова у нее бритая!

– Будто женщине сложно голову выбрить да вырядиться в мужское платье! – парировала тетушка Паньлань. – Говорю вам: это девица переодетая. И, скорее всего, какая-нибудь шлюха из веселого квартала – убежала от хозяйки, проворовавшись или подцепив дурную болезнь. Я-то сразу определила, какой из нее монах! Ступни крошечные, что бутоны лотоса, осанка, походка, взгляд – все женское! А вы-то, выто! Сосунки! Вам уже по двадцать с лишком лет, а женщину от мужчины отличить не можете! Чем вы только занимались!

– Каллиграфией, – надулся Ян.

– Оно и видно! – опять расхохоталась Паньлань. – Гоните вы прочь эту пройдоху. Нынче уж пускай она переночует в приличном доме, а завтра утром чтоб духу ее тут не было!

– Постойте, тетя, – сказал Ян. – Эта... девица оказалась очень искусна в мастерстве кисти. В этом ей не откажешь. Может быть, она из порядочных?

– Порядочные женщины каллиграфии не обучены, – отрезала тетка. – Я вот – порядочная, всего-то четыре раза замужем была, и вообще грамоты не знаю. Говорю вам: это шлюха! Если пойдете сейчас к ней под дверь – наверняка откроет и усладит вас любовной игрой. А вы – каллиграфия, каллиграфия...

– Этого не может быть, – побледнел Ян.

– Я этому не верю, – прошептал Лу.

– Ну-ну, – усмехнулась тетка и миролюбиво предложила: – А давайте-ка выпьем по чарке, мои дорогие племяннички!

... Миновал час Крысы. Кругом стояла такая тишина, которую услышишь лишь в заштатном городке, не расстающемся со своими снами.

– Засиделась я за столом, пойду-ка спать, – зевнула тетка.

Когда она ушла, братья несколько секунд пристально изучали друг друга.

– Я совершенно пьян, – сказал Ян. – Пора на боковую. Еле языком ворочаю.

– Похоже, и я выпил слишком много, – сообщил Лу. – Как доберусь до спальни?

– До чьей спальни? – немедленно уточнил Ян.

– До своей, конечно, дорогой братец, – ответил Лу.

– А. Благих снов, братец.

– И тебе. Что ж ты не уходишь?

– После тебя, братец.

– Ты старший, тебе уходить первому.

– Я младшему дорогу уступлю.

– Что ты! Старшего почтить – святое дело...

– Лу!!!

– Ян!!!

– Расходимся?

– Расходимся.

– Э-э... Ты первый.

– Нет, после тебя! Ах ты демон! Не тронь мое ухо.

– А ты не выкручивай мне руку!

– Сознавайся: хочешь пойти к ней?!

– С какой стати?!

– Что «с какой стати»?!

– С какой стати я должен сознаваться?!

– А с какой стати ты мне ухо рвешь?

– Ладно, все, будем вести себя подобно достойным мужам древности. Мы совершенно равнодушны к этой девушке (если она, конечно, девушка)...

– Да, совершенно равнодушны. Подумаешь, девушка. Что такое девушка? Так, камень придорожный.

– О, прекрасно сказано. И зачем нам этот придорожный камень?.. Верно: незачем. Поэтому отправляемся спать.

– Да.

– Да.

– Что ж ты не идешь?

– А ты?

– Ладно, все, я ухожу. Но ты, как человек честный, должен мне пообещать...

– Хорошо, а ты должен пообещать мне...

– Договорились?

– Договорились.

... Комната наконец опустела. И больше эта комната не представляет для нас интереса. Гораздо интереснее другая комната – та, что в башне Хрустального Веера. В этой комнате, ничего не подозревая, спит принцесса Фэйянь. А к двери этой комнаты крадется молодой человек в желто-фиолетовом халате. Он прислушивается, затем тихонько толкает дверь. Заперто. Он отступает на шаг, затем набирается решимости и негромко стучит.

– Учитель! – шепотом зовет он. – Учитель, проснитесь!

И слышит обличающий шепот:

– Я так и знал, что обнаружу тебя у двери в спальню этой красотки!

– Ян?!

– Лу!.. Маленький распутник!

– Не такой уж и маленький, не меньше, чем у некоторых! Ты подглядывал за мной!

– Да, потому что хочу оградить тебя от порочных связей!

– Ах-ах, скажите на милость! Порочные связи! Мой мудрый брат-каллиграф знает даже, что это такое! Уж не лги, скажи честно: ты сам хотел пробраться в постель к этой красотке! Кстати, ты все-таки заметил, что она красотка!!!